Воспоминания о священнике Алексии Глаголеве

Каждая эпоха в жизни народа имеет своих светочей, на которых ориентируется всё общество. Было время Антония и Феодосия Киево-Печерских. Было время Сергия Радонежского, Серафима Саровского и Ионы Киевского. Но все времена этими светочами объединяются в единое стремление – жить во Христе, в Его любви и добротолюбии. В послереволюционные времена, времена жестокого гонения на Церковь Христову и верных чад её Господь воздвиг многие столпы веры, сохранившие веру Христову в нашей стране. Нельзя забывать этих подвижников и их деятельность. В частности, в Киеве такими светильниками были: Владимир Богоявленский – митрополит Киевский, Антоний Абашидзе схиархиепископ, почивший в Киево-Печерской Лавре, Николай Парфенов — викарный епископ Самарский, Дамаскин — еп. Глуховский, Панкратий – еп. Белгородский, Макарий – митрополит Варшавский, архимандрит Спиридон Кисляков, священник Савва Петруневич, священники: Александр и Алексий Глаголевы, Михаил и Георгий Едлинские, Анатолий Жураховский, Андрей Бойчук, Кондратий Кравченко, Евгений Лукьянов, Сергей Афонский, Владимир Сокальский, Павел Светлов, Николай Богдашевский; профессоры: Экземплярский В.И., Кудрявцев П.П., Селецкий В.В., Завитневич В.З., инокиня София (Гринева) Киевская. и мн. др. известные и неизвестные подвижники, боровшиеся за веру Христову и часто отдавшие и жизнь свою за Христову веру и Церковь Его. Эти светочи любви Христовой достойны памяти о них. Все они оставляли последователей и продолжателей богоугодного делания. Так, например, священник Александр Глаголев продолжателем богоугодного делания оставил после себя своего сына Алексея. Промыслом Божиим мне посчастливилось однажды видеть сразу троих из лона этих светильников веры и благочестия.

Священник Алексий Глаголев

Священник Алексий Глаголев

Это произошло на отпевании хорошо известного за пределами нашей Родины учёного невропатолога профессора Владимира Васильевича Селецкого. Его отпевали три славных киевских священника: оо. Сергий Афонский, Алексий Глаголев и Георгий Едлинский. Каждый из них достойный благодарной памяти потомков… Здесь же мне хотелось бы запечатлеть некоторые черты из жизни и деятельности духовного отца многих киевлян о. Алексия Глаголева. Непосредственно моё знакомство с о. Алексием произошло в 1957 году. Я тогда ходил во Владимирский собор, и меня очень удручало, что после торжественной, праздничной службы в душе нет радостного праздничного чувства. И хор великолепный, и архиерейское служение нарядное и торжественное, а в душе пусто. Посетовал об этом нестроении дочерям профессора Селецкого Вере и Екатерине. На это они мне говорят: «Да, в соборе красиво. Ничего не скажешь. А вот на службе у о. Алексия и у о. Георгия духовно. Там и праздник остаётся в душе». И пошёл я тогда в храм Покрова Пресвятой Богородицы, что на Подоле. Там я стал петь в хоре под руководством Веры Захаровны и удостоился быть духовным чадом о. Алексия.

В своё время, а именно летом 1937 года, меня потрясло богослужение, проводимое о. Александром, и особенно его проповедь в Набережно-Никольской церкви. Прошло уже много времени с тех пор. Многое забыто и не вспоминается. Но вот, что удивительно, осталось в памяти то восторженное чувство и трепетная дрожь от проповеди, в которой о.Александр говорил, как страдал Спаситель ради меня, чтобы я имел радость спасения – у меня тогда комок горло сдавил и сердце сжалось. Вот это помнится. Естественно, я в те времена многое не понимал и не мог оценить богословскую глубину проповеди, но вот чувство восприятия сказанного осталось. Наверно, не многие могут сказать теперь, что проповедь оставила в сердце такие глубокие переживания. Так и у сына о. Александра – о. Алексия — были поразительные богослужения и проповеди, проникающие в сердце. Всё это было по-детски просто с особой нежной теплотой и потому глубоко проникновенно.

Особенно мне запомнилась одна литургия, на которой о. Алексий после чтения Евангелия вдруг подходит к Вере Захаровне и просит её петь акафист, потому что ему сейчас необходимо пойти и причастить больную. Собственно ничего, вроде, примечательного нет. Священник в этом месте литургии может приостановить богослужение, чтобы в экстренном порядке причастить болящего. Но именно это событие мне стало видеться в ином свете, когда я, уже будучи псаломщиком Св.-Макариевской церкви, услышал об этом от непосредственной участницы того события – Евгении. Она мне поведала, что однажды её дочь Нина, уже много лет прикованная к постели, вдруг подзывает её и говорит: «Мамочка, побыстрее приведи меня в порядок. Сейчас к нам придут важные гости». Вскоре, действительно, к ним пришёл о. Алексий со Святыми Дарами. Это произошло в то время, когда никто не договаривался об этом посещении.

Отец Алексий – Алексей Александрович — родился 2 июня 1901 года в семье весьма известного киевского священника о. Александра Глаголева – профессора Киевской духовной академии. Мать Лёсика, как родители стали звать новорождённого, Зинаида Петровна, в девичестве Снисаревская — дочь известного профессора-физика. Лёсик был старшим из детей Глаголевых. У него были ещё брат Сергей и сестра Варвара.

Лёсик, как и все дети в семье Глаголевых, воспитывался в духе христианской любви и доброжелательства ко всем окружающим независимо от национальности, вероисповедания или социального положения. Это в значительной мере сделало его идеалистом на всю его жизнь, конечно в лучшем понимании этого слова. Образование он получил в Киевском духовном училище, затем в Киевской духовной семинарии и потом в 3-й Киевской гимназии, которую окончил блестяще. В 1919 году Алексей Александрович поступает в Киевскую богословскую академию (под таким названием КДА смогла продлить своё существование в то время). Тогда обучение студентов осуществлялось факультативным методом, т.е. студенты получали задания и сдавали свои работы на квартирах преподавателей.

В 1923 г. Алексий Александрович окончил Академию со званием кандидата богословия. Это был последний выпуск КДА, просуществовавшей на базе Киевской Могилянской коллегии с 1632 года, не дожившей до своего 300-летия девять лет. В те времена в Академии обучение студентов проводили:

протоиерей Александр Глаголев – профессор кафедры библейской археологи и древнееврейского языка, последний ректор академии,

Завитневич В.З. – профессор истории России,

Кудрявцев П.П. – профессор истории философии,

Постнов П.Э. – профессор истории Церкви,

Рыбинский В.П. – профессор истории Востока,

Светлов П Я. – профессор истории религии и гомилетики,

Скабалланович М.П.— профессор истории литургики,

Экземплярский В.И. – профессор нравственного богословия,

Богдащевский Д.И. — архиепископ Василий – профессор истории философии, Священного Писания Нового Завета, бывший ректор КДА, к этому времени был репрессирован.

Большое влияние на формирование идеологии Алексея Александровича имел архимандрит Спиридон Кисляков и священник Анатолий Жураковский, основавший общину «Сладчайшего Иисуса», в которую одно время входил и Алексей Александрович, где он и познакомился с Татьяной Павловной Булаховской, своей будущей женой. Община Иисуса Сладчайшего стремилась возродить древнехристианский образ жизни, сохранить свободу и высокое достоинство Православной Церкви. С этого времени целью жизни Алексея Александровича стало священство.

По окончании Академии он служит некоторое время псаломщиком в храме Николы Доброго, но 7 мая 1932 года его, как сына священника, подвергают аресту по статье 54-10 УК УССР (проведение контрреволюционной работы, направленной на подрыв советской власти). Ему было назначено содержание под стражей в Киевском ДОПРе. Однако 15 мая 1932 года, по молитвам о.Александра и о.Михаила, его выпустили из-под ареста, так как в процессе следствия обнаружилось отсутствие материалов, изобличающих гр. Глаголева А.А. в проведении контрреволюционной деятельности. «Содержание под стражей ему отменили, дело закрыли» (Выписка из справки, выданной органами НКВД). Такое тогда ещё было возможно После 1936 года из тюрьмы не выпускали. Расстреливали без суда и следствия по решению пресловутой «тройки».

После ареста он, как член семьи служителя культа, был лишён права голосовать. Вследствие чего ему разрешалось работать на неквалифицированных работах. Его тогда посылали на разные принудительные работы: чернорабочим на завод, бетонщиком на стройку, мостить улицы, строить домик для выдры в зоопарке. Некоторое время он работает сторожем в детском саду, а затем работает весовщиком на фруктоваренном заводе. Однако в 1936 году Алексей Александрович успешно сдаёт вступительные экзамены в Киевский педагогический институт на физико-математический факультет. (Наверное, помог родственник, профессор математики). Учась в институте, он вынужден был давать частные уроки – быть репетитором. Ночью с 19 на 20 мая 1937 года был арестован отец Александр Глаголев. Зная жестокость безбожной власти, Алексей Александрович, прячась за деревьями Лукьяновского кладбища, старался узнать место захоронения своего отца. Тогда ходили слухи, что на Лукьяновском кладбище по ночам захоранивают узников Лукьяновской тюрмы, и он часто наблюдал, как привозили на грузовиках тела погибших узников, открывали борт машины и сбрасывали в заранее выкопанную яму. В темноте ночи издали опознать тело о. Александра не удалось. Но он заметил место, около забора, где закапывали привезённых узников. Позже на этом месте семья Глаголевых поставила памятник – крест с аналоем. На памятнике сделали надпись: «Блажени изгнани правды ради».

В то время как Алексей Александрович определял место захоронения, Татьяна Павловна, жена Алексея, ходила по инстанциям НКВД, пытаясь узнать судьбу о. Александра. Между прочем, передачи о. Александру в Лукьяновской тюрме принимались до мая месяца 1941 года, хотя, как теперь стало известно, священник о. Александр был расстрелян 25 ноября 1937 года.

После окончания института в 1941 году, Алексей Александрович решает тайно от властей принять сан священника. Этому активно способствовал архиепископ Антоний Абашидзе, обитавший в то время на Кловском спуске (Собачая тропа – так называлась эта улица в те времена). Он дал рекомендательное письмо Грузинскому священноначалию. Для обеспечения поездки в Грузию было продано иллюстрированное многотомное издание Брема «Жизнь животных». Однако в Грузии побоялись рукополагать прибывшего из Киева, невзирая на рекомендательное письмо архиепископа Абашидзе. Сан священника Алексий Александрович принял в октябре 1941 года в оккупированном немцами Кременце. Хиротонию совершил епископ Вениамин. Так исполнились слова о. Александра: «Нужно подождать до сорока лет». Примечательно, что католикос Грузии сказал Алексею Александровичу: «У вас в Киеве скоро будут свои епископы – тогда вы и станете священником».

Уже будучи священником, о.Алексий добивается открытия храма св. муч. Иоанна Воина, пристроенного к храму Покрова Пресвятой Богородицы, и храма великомученицы Варвары, устроенного в бывшей колокольне храма Николы Доброго, которую безбожники не успели уничтожить. В помещениях этих храмов в 30–40-х годах были размещены общежития. Батюшке пришлось провести большие работы, чтобы можно было совершать богослужения в этих помещениях. Были разрушены и убраны все перегородки, разделявшие помещение храмов на комнаты, были также убраны все печи, установленные по комнатам. Затем были произведены большие ремонтно-восстановительные работы. Был устроены алтари и иконостасы в восстанавливаемых храмах. К этим работам были привлечены, кроме квалифицированных рабочих-строителей, вся семья Глаголевых и их знакомые. глубоко почитавшие память о. Александра.

21 ноября 1941 года храм св. муч. Иоанна Воина был освящен, и там стали регулярно совершаться богослужения. А уже 17 декабря, в Варварин день, был освящён и храм св. великомученицы Варвары. Ещё 22 ноября в храмы были принесены иконы, спасённые верующими из храма Николы Доброго, в том числе и икона св. великомученицы Варвары. Были принесены также иконы святителя Николая, Иверская икона Божией Матери, преподобного Серафима Саровского, «Скоропослушница» и другие. В храме великомученицы Варвары богослужения совершались на Варварин день, на второй день Рождества Христова, в день Богоявления освящение воды совершалось в обоих храмах, в течение Великого поста службы совершались попеременно, на рассвете в Великую Субботу чин погребения совершался в Варваринском храме, а накануне эта служба совершалась в храме Иоанна Воина. Чин погребения на праздник Успения Божией Матери также совершался в двух храмах. Праздник св. равноапстольной Марии Магдалины тоже совершался в двух храмах.

Особенно памятна была Пасха 1942 года – первая Пасха после 1937 года. Тогда в храм пришли люди с разных уголков Киева и окрестностей. Пришли прихожане оо. Анатолия Жураковского и Спиридона Кислякова, некогда размещавшихся в храме великомученицы Варвары. Пришли многие жители близлежащих домов, лично знавшие о. Александра и его сына Алексия. Пришли также и некоторые отошедшие от Церкви, жаждущие покаяться и очиститься. К этому дню замечательная художница Людмила Морозова по просьбе о. Алексия написала великолепный образ Воскресения Христова, и его торжественно установили в алтаре на Горнем месте.. Обычно многие священники в Пасхальную ночь никого не причащают. (Странный антилитургический обычай, который к нашему времени почти искоренен. — Ред.) Отец же Алексий в ту ночь решил причастить всех желающих. Он провёл подробную общую исповедь, после чего к аналою подходили кающиеся за разрешительной молитвой. Батюшка предупредил: «У кого будут особые грехи, покайтесь в них у аналоя». «Особые грехи» имелись почти у всех говеющих. Отпущение грехов затянулось до рассвета.

Как и о. Александр, так и его сын о. Алексий были доброжелательны ко всем: верным и неверным, к доброжелательным и притеснителям, к друзьям и недругам. Как о. Александр, так и о. Алексий не были миссионерами, но своим образом жизни, своим милосердием к людям они располагали окружающих ко Христу. «Какие же мы христиане, если не протянем руку помощи человеку, терпящему нужду, которому угрожает гибель», — так проповедовали эти священники. Свои слова эти священники подтверждали любвеобильными деяниями…

Киев, 1905 год. Толпа погромщиков движется с Александровской площади на Подол громить еврейские лавки… Навстречу погромщикам шествует крестный ход с хоругвями и крестом, и с пением «Спаси Господи люди Твоя…», возглавляемый священниками о. Александром Глагодевым и о. Михаилом Едлинским в полном священническом облачении. Погромщики остановились. Толпа их стала редеть и в конце концов разошлась. Погрома на Подоле не было. Следуя благородному примеру своего отца, который в течение 35 пет своей пастырской и профессорской деятельности всегда выступал в защиту угнетаемых и невинно осуждённых, о. Алексий не мог мириться с бесчинством немецких нацистов, истреблявших людей других национальностей.

Он никогда не отказывал в помощи всем несчастным, обращавшимся к нему. Он и вся его семья прилагали много усилий и мудрости для спасения преследуемых людей, хотя это грозило им большими неприятностями. Так Татьяна Павловна — жена о. Алексия – дала свой паспорт одной еврейке, чтобы та могла скрыться на время в селе. С большой опасностью для жизни всей семьи батюшка спасал от гибели в Бабьем Яру Изабеллу Наумовну Маркину с её 10-летней дочерью Ирочкой, Полину Давидовну Шевцову с её престарелой матерью Евгенией Абрамовной, Веру Владимировну Виленскую. Однажды к ним обратилась за помощью жена подполковника Красной армии Дячкова, она с шестью дочерьми проживала на Печерске, и, когда на неё донесли немецким властям, она вынуждена была бежать со своими девочками… и нашла убежище в семье батюшки Алексия. И так многие бедствующие были спасены. Дом №7 по Покровской улице, где жила семья священника Алексия, и дома №6 и №3, где обитал Дмитрий Лукич Пасечный, были настоящими и надежными пристанищами для гонимых. С целью сохранения людей использовались также и служебные помещения при храмах. И это несмотря на то, что напротив храма Покрова Пресвятой Богородицы размещалось какое-то немецкое венное управление.

В деле спасения людей о. Алексию активно помогал управляющий домами по Покровской улице Александр Григорьевич Грабовский. Он, используя старые бланки, прописывал обездоленных людей и обеспечивал их документами на право проживания по месту жительства. Весьма существенное значение в деле оказания помощи обездоленным имела церковная печать, которую удалось в своё время спасти другу семьи Глаголевых Троаду Ричардовичу Крижановскому, который во время разорения храма Николы Доброго проживал в церковном доме под №3 по улице Покровской.

Однако, несмотря на мягкость характера и добросердечие, батюшка Алексий был весьма твёрд и непреклонен, когда дело касалось принципиальных аспектов веры и морали. Он, не взирая на насмешки и явные издевательства, когда разрушили храм Николы Доброго, извлёк Крест из-под кирпичей и нёс его по четырем улицам города к себе домой, жил он тогда с семьёй на Владимирской улице. Принёс он тяжёлый Крест и поставил его у себя на кухне, где тогда жила у них схимонахиня Маргарита. Всё, что он делал вопреки общественному мнению, – он делал сам, без громких слов, никого не агитируя. Он самыми своими действиями утверждал своё отношение к настоящим ценностям.

Когда же Глаголевы стали жить на Покровской улице, к ним много раз врывались воинствующие атеисты и с угрозами требовали снять образ Христа Спасителя, который был вставлен в окне, но батюшка был непреклонен, и этот образ в окне наблюдался с улицы, пока жила там семья Глаголевых.

Во время оккупации Киева немецкое командование издало приказ, по которому домовладельцы и настоятели церквей должны были давать сведения о наличии лиц, подлежащих отправки на принудительные работы в Германию. Батюшка о. Алексий, как всегда, был верен своим принципам и никогда не давал таких сведений. На опасения же А.Г. Грабовского об опасных последствиях из-за неисполнения приказа немецких властей батюшка с глубокой, верой, именно с детской верой, говорил: «Бог за это нас сохранит и спасёт». В апреле 1942 года отмечался день рождения как Ленина, так и Гитлера. Оккупационные власти приказали отметить этот день торжественными богослужениями по всем церквям. Отец Алексий — один из немногих священников Киева — дерзнул не выполнить этот приказ, мотивируя тем, что очень много погублено невинных людей.

В начале октября 1943 г. немецкая армия решила прекратить отступление, закрепившись на правом берегу Днепра. Киев становился прифронтовым городом, и немцы стали отселять мирное население, а работоспособных отправлять на работы в Германию. Тогда сына о. Алексия Николая забрали в гестапо. Батюшка с матушкой Татьяной Павловной, невзирая на опасность быть убитыми, ринулись спасать сына. Тогда это им удалось. В конце же октября батюшка с семьёй были размещены в Покровском монастыре, и о. Алексий служил временно в больничной церкви преподобного Агапита. Немцы же приняли о. Алексия за еврея – такое уже было в начале оккупации в 1941 г. — батюшку схватили и стали зверски избивать. Матушки же монастыря, стоя на коленях, упрашивали немцев отпустить батюшку, доказывая, что он – священник и сын священника. Немцы по просьбам насельниц Покровского монастыря отпустили избитого священника, ограбив его и матушку. У них тогда сорвали нательные кресты, нагло забрали наперсный крест о. Александра Глаголева, напрестольный крест, святую Чашу, дискос и другие вещи церковного обихода.

На этом испытания о. Алексия не окончились. Вскоре немцы построили всех находящихся в монастыре и, разделив мужчин и женщин, погнали в разные стороны. Батюшка стал уговаривать немецкого офицера не разделять его семью, и тогда его снова избили и вместе с сыном отправили на вокзал. Там их погрузили в товарные вагоны для отправки в Германию. Собрав последние силы, батюшка с сыном сбежали на одном из полустанков и вернулись в Киев. После всех этих избиений о. Алексию пришлось долго и основательно лечиться… Он перенёс шесть операций, и всё же, несмотря на множество злоключений, которые ему пришлось перенести, батюшка всегда был удивительно незлопамятлив. Он всегда хорошо относился ко всем, даже к тем, кто его обижал. В результате многие со временем раскаивались и приходили просить у него прощения.

Священник Алексий беззаветно любил молодежь. Молодежь же к нему привлекалась его горячей верой и многосторонней образованностью. С ним всегда было интересно общаться, беседовать. Батюшка искренне радовался, когда его посещали молодые люди. Было как-то по особому уютно в его гостиной комнате, отгороженной от остального помещения книжными шкафами и пианино. В правом углу комнаты, уставленном иконами, всегда теплилась лампадка. Посреди комнаты стоял стол под большим абажуром. За этим столом текли мирные беседы. В какую-то умиротворённость погружались посещавшие батюшку в этом обиталище. Он любил шутку, но часто подтрунивал сам над собою. Во время беседы читались стихотворения и произведения разных авторов, которые батюшка быстро находил среди своих книг. Беседы же, как обычно, велись по тематике текущего момента жизни и отношения всего этого к духовному бытию и его возможного совершенства. Такая беседа увлекала всех присутствующих, даже самых застенчивых. Всех покоряла искренняя доброжелательность хозяина дома. Иногда беседа приостанавливалась, вернее сказать, продлевалась музыкальной паузой – батюшка садился за пианино, а присутствующие подпевали ему.

Бывало, среди беседы батюшка приглашал желающих к исповеди, затем беседа возвращалась в своё русло. Среди беседы, бывало, батюшка просил матушку приготовить присутствующим чай, и за чаем беседа текла допоздна – никак не хотелось уходить в мир беспокойства и суеты. И долго сердца посещавших батюшку грела теплота общения с ним, и тихий свет невечерний освещал бурлящий путь жизни. А жизнь действительно суетна, и много в ней подводных камней, нарушающих спокойное течение жизни.

Отец Алексий был всегда открыт и по-детски доверчив ко всем, с кем ему приходилось общаться. Были и такие, которые эту особенность его характера использовали ему во зло. Как-то в начале шестидесятых годов о. Алексия вызвал к себе уполномоченный по делам вероисповедования при Совмине Руденко. В доверительном тоне Руденко осведомился о здоровье батюшки и его жены. Поинтересовался, какие проблемы в церкви. Потом, в том же доверительном тоне, он спросил батюшку, не пора ли закрывать опекаемые батюшкой храмы, ведь люди в церковь теперь не ходят, а батюшке приходится содержать храмы. На этот выпад уполномоченного о. Алексий запротестовал. Он стал уверять уполномоченного, что церковь посещает довольно много людей, так что задержек с уплатой налогов у него нет. Тогда уполномоченный стал уточнять, какое количество людей посещает опекаемые о. Алексием храмы, стоимость свечей и просфор, каков кружечный сбор. Всё это он запротоколировал. Стоимость свечей, просфор и кружечный сбор умножил на максимальное количество людей, которое определил о.Алексий. Получившуюся сумму Руденко умножил на количество дней и на три (количество храмов, опекаемых о. Алексием). Получилась довольно крупная сумма налога, которую батюшка не смог оплатить до конца своей жизни.

Батюшка тогда честно отвечал на все вопросы уполномоченного, исходя из положения дел в храме св. муч. Иоанна Воина, в котором богослужения совершались как в любой приходской церкви, т.е. по воскресным и праздничным дням. В храме же Покрова Пресвятой Богородицы шли ремонтно-восстановительные работы, и службы в нём не совершались, а в Варваринском храме службы совершались 5–6 раз в году. Руденко, конечно, прекрасно знал это, но решил поиздеваться над о. Алексием, как в 1937 году поиздевалась коммунистическая власть над папой о. Алексия заслуженным священником Александром Глаголевым. Тогда сумму налога определили власти такую, что каждый вздох его стоил 17 копеек, как об этом писал о.Александр другому уважаемому священнику о. Павлу Светлову.

Основой бытия о. Алексия Глаголева были сильная любовь к Богу и безмерное добросердечие к человеку – творению Божьему. Он «всем человекам желал спастись и в разумение истины прийти». Заветной мечтой о. Алексия было – совершать богослужения в восстановленном храме Покрова Пресвятой Богородицы. В 1947 году ему с большим трудом удалось добиться освобождения храма от размещённого в нём склада архивных бумаг. Совершать же в нём богослужения не было никакой возможности – храм оказался в совершенно разрушенном, аварийном состоянии. Глубокая трещина отделяла придел св. ап. Иакова Алфеева от основного строения. Как впоследствии выяснилось, это произошло от разрушения дренажного устройства Андреевской горы. Из-за этого под Покровским храмом образовалось большое скопление воды.

Были произведены большие работы по отводу воды из-под храма и частичному восстановлению дренажного устройства. После этих работ придел св. ап. Иакова был по кирпичику разобран и построен заново.

Крыша храма и три купола тоже были в полуразрушенном состоянии. На крыше росли берёзки и клёны. Многое необходимо было отстраивать заново. Три купола восстановили, а крышу пришлось всю перекрывать. Затем вокруг храма были установлены леса, и храм был приведён в надлежащий вид: отремонтировав стены и окна. Были также поставлены кресты, которые стоят и поныне. Кирпичную ограду, частично разрушенную, пришлось восстанавливать заново. В деле созидания храма принимала участие и вся семья батюшки, и все близкие знакомые семьи Глаголевых. Также в созидании храма Покрова Пресвятой Богородицы, несмотря на свои недуги, самое активное участие принимал и сам настоятель – о. Алексий. Он лазил на кровлю храма при устройстве крыши и при установлении крестов на куполах. Он со всеми выносил строительный мусор из храма и подносил стройматериалы. Вновь созидаемый храм обустраивали замечательные специалисты, среди которых особо выделялись Николай Семёнович Дячковский и Эммануил Иванович Гекимянц.

В то время как производились наружные работы, внутри храма, после больших и трудоёмких работ по отведению подпочвенных вод и просушки помещений, приступили к устройству пола. Как только был настлан пол и закончились наружные работы, внутри храма стали устанавливать леса. Сначала оштукатурили и покрасили стены и своды. После чего приступили к живописным работам, которые выполняли замечательные художники: Иван Сидорович Ижакевич из Киева и Лидия Ивановна Спасская из города Острог. Когда же был установлен иконостас, на больших холстах Иван Сидорович написал образы четырёх Евангелистов, которые закрепили под куполом. Он же написал огромный запрестольный образ Покрова Пресвятой Богородицы. Распятие же Господа нашего Иисуса Христа с предстоящими Божией Матери и св. ап. Иоанном Богословом исполнила Лидия Ивановна Спасская. Она же написала образа архистратига Божьего Михаила и архистратига Божьего Гавриила на северных и южных вратах иконостаса. Она же после завершения этих работ приступила к росписи стен. Ею был написан образ Положения во гроб тела Господа нашего Иисуса Христа и другие иконы на стенах храма. Роспись храма продолжалась и леса стояли, а совершать богослужения в Покровском храме начали уже в 1957 году.

В этом храме, построенном архитектором Григоровичем-Барским в 1772 году, замечательная акустика, что весьма способствует благолепному восприятию богослужения. Первое богослужение в Покровском храме после освящения иконостаса и алтаря о. Алексий совешил 30 сентября (по старому стилю) 1957 года, под праздник Покрова Пресвятой Богородицы. В храме ещё стояли леса, на которых продолжались работы, но богослужения совершались по большим праздникам.

Эти богослужения в Покровском храме были особенно торжественны. Батюшка совершал их особо – ликующе-вдохновенно. Во время каждения храма он словно летал на крыльях. Возгласы его вливались в сердца молящихся неизъяснимой радостью. В то время по воскресениям и праздничным дням службы совершались в двух храмах – в Покровском и Иоанна Воина, ранняя и поздняя. На эти службы к о. Алексию поочерёдно приходили отец Михаил Вишняков, иеромонах Анатолий из Свято-Михайловского монастыря и иеромонах Иосиф из Киево-Печерской Лавры.

Однако, к великому сожалению, такое торжество длилось недолго. Безбожные власти в лице Руденко требовали скорейшего завершения ремонтно-восстановительных работ и удаления из храма строительных лесов. Уполномоченный Руденко постоянно спрашивал о. Алексия: «Когда, в конце концов, вы уберёте леса?». Как только леса были разобраны и убраны из храма, осенью 1960 года, по распоряжению властей все три храма были отняты у верующего народа и превращены в складские помещения. Поездки в Москву с хлопотами об оставлении верующим хотя бы одного из храмов ничего положительного не дали. Как великую милость, власти разрешили о. Алексию совершить последнее богослужение в храме Покрова Пресвятой Богородицы 21 октября (ст. ст.) на праздник Введения во Храм Пресвятой Богородицы. И уже почти нелегально на следующий день о. Алексий совершил Божественную литургию в храме св. мученика Иоанна Воина.

Мне и по сей день ярко помнится эта потрясающая душу последняя служба на Покровской парафии. Многие плакали навзрыд. Каждому хотелось сохранить частицу храма, и не только в сердце. Батюшка проводил последнее богослужение в храме, который был выстрадан и отстроен не только руками, но и сердцем и всем нашим естеством. Его возгласы были с надрывом в голосе сквозь слезы. Петь было невозможно – ком горя сдавил горло, и вместо пения получались вопли.

Батюшка в своём последнем слове в этом храме просил не таить в сердце зла на своих притеснителей: «участь их будет плачевна, мы же с Господом нашим Иисусом Христом победим и это зло». Нашими последними песнопениями, по просьбе о. Алексия, были «На реках Вавилонских» и «Да воскреснет Бог», и так мы вышли из храма.

Священник Алексий с причтом был приписан к Крестовоздвиженской церкви, что на Подоле. Тогда в этой церкви объединились три парафии: собственно Крестовоздвиженская, наша Покровская и украиноязычная (не автокефальная). Примечательно, когда заболевал о. Алексий Паливода – священник украинского прихода, в этот храм спускался о. Алексий Глаголев и свершал богослужение на церковно-славянском языке (в украинском языке он был слаб), а хор пел и чтец читал на украинском зыке и, несмотря на разноязычие, были довольны все, все были в мире и любви Христовой. Не было тогда никакого противостояния.

Было время, когда политики не сеяли раздор в Церкви, и была Церковь едина, Христова, православная. Да, было время, когда пастырь и паства представляли собой единую семью, возглавляемую отцом. Интересы пастыря и паствы были едины. Именно это единство партия и правительство пытались разрушить в своё время. Теперь в этом нужды нет. Похоже, что дистанция между пастырем и паствой и без того местами увеличивается.

Несколько позже, когда заболел о.Митрофан в Чернобыле, о.Алексия направили туда. Там батюшка проживал у отца диакона Василия Прохно. Затем о. Алексия направляют служить вторым священником во Флоровский монастырь. После сложной операции в 1965 году о.Алексия направляют служить вместе с о. Михаилом Вишняковым в Покровскую церковь на Соломенке в Киеве. Все власти боялись оставить священника Алексия Глаголева в единении с его паствой, его всё время куда-то перемещали, не давая сформировать свою парафию. После очередной сложной операции священник Алексий Глаголев отошёл в горние обители, где, воспевая Святую Троицу Единосущную и Нераздельную, постоянно молится о чадах Церкви Христовой. Перед кончиной батюшку причастил Святых Таин Христовых протоиерей Николай Радецкий. К отпеванию же приготовлял протоиерей Георгий Едлинский – их сердечная дружба, начавшаяся ещё в детские годы, остаётся в вечности. Отпевание протоиерея о. Алексия Глаголева состоялось 25 января 1972 года в храме Покрова Пресвятой Богородицы на Соломенке. Провожать батюшку в его последний путь собрались многие его почитатели, так что в храме было довольно тесно. Отпевал батюшку Алексия собор священников из разных приходов, возглавляемый архимандритом Варлаамом (Лелюшенко). На отпевании диаконствовали о. Николай Климчук и о. Михаил Бойко. Перед выносом останков о. Алексия прочувственное слово сказал о. Георгий Едлинский и архимандрит Варлаам. Все, знавшие батюшку Алексия, глубоко уверены, что он всегда с нами. «Духовная воодушевлённость делала его (о. Алексия), физически немощного, достаточно энергичным и трудоспособным, а нерушимая вера и надежда на Бога помогала ему преодолевать телесные недуги и различные трудности» (из некролога в журнале «Православный вестник», 1972).

www.kiev-orthodox.org